3. Между службами.

Шумный влекущий в гам и суету мир за церковной оградой захлопнулся за церковными вратами. Тишина лёгким облачком успокоения растворилась под кожей. К обедней спешил батюшка, по пути осеняя сложенными для благословления перстами  свою многочисленную паству. Люди нередко  попадались сложные, со своими грехами, проблемами и горестями. До некоторых и не подступиться было, а до некоторых и не достучаться.

Хоть и миновала советщина, и люд российский потянулся  в Храмы, но малодоступен был им язык отцов, сложно для понимания и восприятия происходящее. Шли большей – то частью, не спасения ради, а лишь для решения собственных проблем; и кто – то из них оставался, другие ж метались. Последних мир тянул, эпоха новая неизведанная, влекущая, манящая, порою дикая, нередко порочная. Людям свободу дали, а распоряжаться ею не научили – вот и мерили люди жизнь тремя основными составляющими: прошлым, настоящим и церковным…

Тишина. И время тает внутри неё. Гаснет, как свеча у аналоя. Лёгкий ветерок шугает долгожданную прохладу с макушек берёз. Лёгко на душе, радостно. А люди в Храм беду несут, сбросить им её хочется с души, навек расстаться. Вот и выплёскивают всё наболевшее выстраданное на исповедях, да и просто в разговорах. И нет людям дела до того, что и батюшке – то порой выговориться ах – ти как хочется. Смотрит он, слушает, внимает, а внутри – то всё копится, душа чужими скорбями переполняется…

И редко кто спросит о том сыт ли батюшка, устал ли он, есть ли печаль какая на сердце его – им бы своё донести, а не услышат желаемого, то так фыркнут, пожалуй. Что за километр обходить станут. Усмири – ка, пойми вот каждого…

А как забродит внутри, заволнуется, так отец Николай рассказы пишет, когда как получится, но выходит всё чаще между службами. Порой так легко на душе становится и радостно, что чувство сие дивное всему миру передать хочется, зажмурит глаза батюшка, а видит, словно воочию картины прошлых воспоминаний. Кого только не было в том прошлом, людей каких, людей блаженных, юродивых, ищущих, мятущихся, страдающих…

И каждый ведь словно внёс в собственную жизнь нечто новое, словно наполнил её чем – то, как светом каким озарил, задуматься заставил, пережитое им внутри себя пережить удосужил…

Народ развращал современный мир, хотя, впрочем, так было и во все времена, но на перепутье веков человек потерял самого себя, нечто светлое доброе возвышенное скукожилось, как червячок в кокон, внутри него, и желание разорвать путы этого кокона, окрылится душевно и открыть самого себя Богу, несомненно присутствовало хотя и подавлялось изо дня в день, из часа в час… Раздражённым и озлобленным коротал человечек вечера, лицезрея блуд телеока, затаившись и замерев в мягких дюнах дивана…

В вертепе непонятно куда летящей жизни постоянно было не до Бога, а редкие встречи с людьми воцерковлёнными только раздражали, слишком уж юродивыми и малохольными казались те, не вписывающимися в рамки современной реальности. Жизнь била ключом, и являла собой воронку, тянущую вниз. Хотя глаза нередко смотрели на небо, и слёзы просились на глаза во время редких посещений богослужений, и нечто тягостное и томительное притягивало к иконам, заставляя смотреть на изображённых на них подолгу и не отрываясь…

Духовное обычно волновало воспоминаниями, ведь у каждого русского, пусть и не причисляющего себя к православным, но в купели крещённого в купели человека, наверняка, были некие встречи, с людьми, даровавшими житейскую мудрость, вложённую крупицами этими духовными… Порой черты лиц тех людей стирались из памяти, но поступки были живы в памяти, ибо именно поступки, а не слова   и есть та искорка, способная разжечь  пламя духовной благодати.

И писать книгу есть тоже поступок. На то требуется время, которого подчас нет у священника… На то требуются чувства, переизбыток которых – что лукавить? – наверняка ж, есть у каждого.  На то нужен опыт, опыт жизненный, питаемый ощущениями, восторгами, чувствами. Из пережитого, как из пазела кусочками складывается общая картина, притягивающая к себе взор, заставляющая задумываться и интересоваться…

И для отца Николая в этом тоже есть служение Отцу Небесному…

… Церковная прохлада, мерцание свечей, опустевший Храм, слышно как шаркает пожилая канунница, следом вторая уже гремит ведром, оставляя на полу мокрые кляксы. Пустеет клирос, отвешивает поясные поклоны пономарь. Отец Николай (Агафонов) подходит к свечному ларьку и подолгу смотрит на стоящий на полке собственный сборник…

                                                                                                   20 -21. 06.09

Для продолжения работы над проектом автору ОЧЕНЬ требуются книги современных православных авторов