К вопросу о творчестве

Творческие люди – это особая каста. Зачастую они психически травмированы в раннем детстве. Они чрезмерно впечатлительны и даже в довольно-таки зрелом возрасте им присуща такая черта как ребячливость. Общаясь с ними, невольно создается впечатление, что их IQ зашкаливает, однако, в делах житейских они ведут себя равно малые дети. Они подкупают своей добротой, но в то же время вспыльчивы, им в равных долях присущи как сострадание, так и раздражительность. Они непредсказуемы и часто подвержены различным видам депрессий. Зачастую жизнь их коротка, едва лишь перешагнув двадцатилетний рубеж, их зачастую ожидают три дороги – это либо алкоголизм, либо суицид, либо, к глубокому сожалению, сумасшедший дом. Казалось бы понять их невозможно. Но стоит ли сторониться? Не будем забывать, что мы живем в довольно-таки сложное время, когда далеко не каждому удается встать на ноги, удержаться на плаву или найти свое место под солнцем, когда ходовым уже стало выражение «все решают блат и деньги». А человеку творчества в любом обществе было сложно и неуютно, он выделялся своей импозантностью из общей массы, одновременно растворяясь в ней. Почему? Причин, на самом деле, немало. Тут и дефицит творчества, и кризис реализации. Современный писатель – это далеко не барин, на которого пашут целые деревни, а он может себе позволить некие путешествия, паломнические поездки и титанический творческий труд; нет! cейчас мало того он должен кроить свое время на создание своих работ, так и на их дальнейшую реализацию. Столкнувшись с этой экономической стеной, люди теряются, ломаются и, отчаявшись, убедившись в собственной ненужности, выбирают три вышеуказанных пути. Как тут не вспомнить потрясающую фразу нашего классика Александра Исаевича Солженицына: «Известно, что поэтов рождает несчастья и душевные муки».

Бывает такое – и сама история это зафиксировала, - что подобные индивидуумы тащат кандалы своих непонятных простому обывателю проблем в Храм, пытаются разобраться в треволнениях собственной души в Монастырях. Но нужны ли Православной Церкви творческие люди? Акцентируем наше внимание именно на этом.

Ни для кого не секрет, что душа человеческая просит Бога. И само отрицание Всевышнего – есть ни что иное как прямое доказательство его существования: ну не будь Его – спорить было бы не о ком! А для человека творческого соприкосновение с духовным первоначально дарит ощущение соприкосновения с чем-то Удивительным, Прекрасным, Великим. Душа его трепещет в Храме, здесь он видит не просто какой-то вымышленный, но несомненно красивый Зурбаган или Валинор – и его сердце открывается для Бога. Его глаза блестят и слезятся – в них восторг и умиление.

Кстати, каким бы жутким пропоицей не был Венидикт Ерофеев, он до конца дней своих не расставался с Библией. Человека привычного лишь к духовной периодике могут отпугнуть эпистолярные высказывания Игоря Талького, но скольким людям он открыл сердце Господу?! В свое время постоянным прихожанином стал Константин Кинчев, и ему, как человеку верующему, я думаю, вряд ли прельстит обозначить себя кумиром. И истинная армия его поклонников, наверняка, проявит к нему не фанатизм, а уважение и если куда и последуют за ним, так в Храм.

Претит ли это Церкви? Я все более убеждаюсь, что нет. Единственная сложность здесь – это встретить того духовника, что подобно батюшке Матфею, отмаливающего грехи у Н.В. Гоголя, скажет: «Талант – есть дар Божий, наложить запрещение на дар Божий нельзя, несмотря на все запрещения он проявится». А в наше время если такой человек и придет в Храм, то уже со сломанной судьбой, много переживший, выстрадавший. У него уже свое сложившееся мировоззрение и определенный запас знаний, нередко высокая планка самообразования. Но все это мирское, а богословского, теологического – минимум. И священнику с одной стороны вроде бы как и жалко заблудшего, но с другой причта есть: когда в аду встречаются разбойник и писатель, и вдруг раз - разбойник исчезает, писатель вопрошает Господа, что, мол, его пожалел, а тот отвечает, что те кого он погубил – умерли, а твои мысли до сих пор людские души тревожат. И грамотен окажется тот духовник, что не проявит высокомерия и пренебрежения к вопросам подобного толка. Задача его в этом случае проста – не отврати человека, пусть он выйдет из Храма со спокойной душой и приобретенные крупицы духовного вложит в свое творчество. Пусть из него не вырастет Б. Зайцев, но ведь и С. Довлатов когда-то задумывался о Боге. Пусть он идет той дорогой, что ему уже привычна и видится своей, но не только творчески реализуясь, но и духовно развиваясь – это пойдет на пользу и ему, и его творчеству, и тем к кому он непосредственно обращается. А там уж – куда сам Бог его выведет. Иначе же и в противном случае, человек элементарно неполучивший какого-то понимания, поддержки и просто какого-то успокоения за порогом Храма будет искать их... Ну где угодно: у людей далеких от Бога или прикрывающихся Его именем, но проявивших внимание в некий кризисный момент жизни.

Какая-то поэтесса в интервью газете «Община» предположила, что за человеком творчества ходит 7 ангелов и 7 бесов, как за иереем. А мне невольно приходит на ум наставление старца Оптинского Никона: «С мирской точки зрения талантами считаются ум, ученость, музыкальные или художественные способности. Они не греховны, и хорошо, когда такую способность совмещают с христианской жизнью, когда посвящают ее Богу». Мне думается, что человек духовно развитый, развиваясь творчески, не только не будет кичиться собственной «православностью», но и сами истоки духовного в его творчестве вряд ли будут являть собой навязчивость, спекуляцию или ересь.